Итак, программа. В чем она заключалась в тот момент? «Отказ от индустриальной цивилизации, – пишет Филиппов в пояснительной записке к проекту, – это основа для формирования стиля будущего. Архитектура, наконец, вернется к тем образам, которые ценят люди, – к тому, что называется «историческими центрами городов», которые созданы до того, как появились модернизм и остальные «измы» ХХ столетия». Модернистская архитектура полностью отождествлялась с индустриальным производством (а не с художественным авангардом, который принято считать прародителем современной архитектуры вместе с технологической цивилизацией ХХ века (1) и объявлялась тупиковым путем развития архитектуры. Вместо нее предлагалось вернуться к архитектуре исторической. Этот тезис с тех пор у Филиппова ни разу не менялся, разве что углублялся, получая новые обоснования.

Проект состоит из трех серий, циклов работ, каждый из которых посвящен одному сюжету. Первый цикл – город, второй – дом, третий – клуб. В городе происходит следующее. Сначала Филиппов показывает безликий квартал модернистских домов с промзоной на переднем плане. Потом на месте промзоны появляется некий комплекс церковномонастырских строений, начинающий преображать район. В третьей композиции историческая архитектура, развиваясь от этого комплекса, полностью вытесняет модернистскую, и в результате возникает среда, соответствующая «историческому центру города».

Вторая серия – «Дом» («Отель «Италия» в Петербурге») – решена не как последовательное изменение модернистского дома, а как проект жилого комплекса, основной смысл которого – в возвращении «квартала». Дома, составляющие комплекс, ограничивают квартал по периметру, внутри образуется двор, который решается как крытый двор-атриум. Фасады домов, выходящие на улицу, представляют разные версии исторических стилей, создавая эффект исторического палимпсеста, а внутренний двор окружается единой галереей, как во дворах итальянских палаццо.

Что касается «клуба», то он опять же решен как застройка некоего замкнутого квартала, с соблюдением принципа периметральной застройки, но внутри двора располагается большой объем, в котором находится зрительный зал. План здания больше всего напоминает не клуб, а средневековый монастырский комплекс, перестроенный в эпоху барокко. Различные части клуба, имеющие разные функции, делаются в разных исторических стилях, что вновь создает впечатление случайного наложения исторических эпох.

Жюри конкурса возглавлял известный архитектор итальянского постмодерна Альдо Росси. На него произвела впечатление как техника изготовления проекта – он назвал акварели Филиппова «фантастически красивыми», – так и его идеология. «Город здесь состоит из фрагментов, это мозаика разных исторических стилей, и кажется, что индивидуальность мастера, его создавшего, исчезает. Память акварелей и фантазия перерастают здесь во внеиндивидуальное, всеобщее мироощущение. Конечно, это только фрагменты целого, но они намечают путь развития в сторону гармоничного, гуманистического состояния архитектуры», – писал он в заключении жюри.

На мой взгляд, наиболее принципиальными чертами проекта являются следующие.

Во-первых, это программа урбанистическая. Не только сам город, но квартал и клуб также показаны как сугубо городские феномены, этим диктуется их композиция и форма. То есть вне города такая архитектура теряет свои основания.

Во-вторых, это программа полемическая. В утверждении квартала очевидна полемика с «Афинской хартией» Ле Корбюзье, программно отменившего квартал как антигуманный тип среды. Что же касается «клуба», то выбор этого сюжета вообще был бы необъясним, если не помнить, какую принципиальную роль играет клуб в архитектуре русского конструктивизма. Таким образом, историческая архитектура утверждается вопреки конструктивизму и Ле Корбюзье – двум основным элементам, на которых покоилась профессиональная идеология модернизма в СССР.

В-третьих, и это, наверное, самое странное, «Стиль 2001 года» нельзя назвать программой классицистической. Дальнейшая эволюция творчества Филиппова бросает тень на этот проект, делая его излишне однозначным манифестом возвращения к классике (2). Но на самом деле здесь нет классики, речь идет об исторической архитектуре вообще. Первый этап реконструкции промзоны в модернистском городе начинается со строительства церкви, которую, вероятно, следует отнести по стилю к началу XVIII века, где черты петровского барокко мешаются с древнерусскими формами. Получившийся в результате этого развития ансамбль в некоторых зданиях стилистически «доходит» до высокого екатерининского классицизма, но в основном «создан» в барочную эпоху.

В серии «Дом» мы видим «фасады» эпохи модерна, эклектики, Ренессанса (с цитированием экседры Браманте во дворе Бельведер в Ватикане). Получившийся в целом конгломерат построек не классичен – так мог выглядеть воображаемый петербургский район в 1910, но никак не в 1810 году.

Программу, которую в этом проекте выдвигает Филиппов, куда уместнее называть возвращением к эклектике, чем к классике. Языковое совпадение с «радикальным эклектизмом» Чарльза Дженкса (под чем имелся в виду американский постмодернизм Филиппа Джонсона или Чарльза Мура) не должно вводить в заблуждение. В этой эклектике Филиппова, во-первых, нет смешения разных стилистических элементов в рамках одного здания, во-вторых, нет иронии, и в-третьих, нет включения современных элементов – то есть ничего от «радикального эклектизма» Дженкса. Речь идет о тщательной стилизации зданий в различных исторических стилях, которые соединяются вместе в единую городскую ткань.